Опубликовано 28/12/06 в 09:59:22 GMT+02:00 EuRuChess
Лев Харитон, Нью-Йорк, 27 декабря 2006
Возможно, читатели помнят мою статью «Шахматы на скамье подсудимых?», написанную несколько лет тому назад и посвященную тому, что якобы произошло на турнире претендентов в Швейцарии в 1953 году.
После ее публикации мысли о событиях 50-летней давности меня так и не покидали. Более того, я захотел иначе посмотреть и на личность гроссмейстера Бронштейна, выступившего с обвинениями в адрес отдельных участников того турнира и советских шахматных руководителей, находившихся в Цюрихе.
Знакомлю читателей с некоторыми моими заэкранными мыслями. Они ни в коем разе не бросают тень на недавно ушедшего из жизни Давида Ионовича Бронштейна. Всегда преклоняюсь перед ним – Шахматистом и Человеком. Но все мы, как ни крути, люди, а автор имеет право на психологический портрет своего кумира и героя. Судить же обо всем, как всегда, – читателям.
Наверное, на кое-что я стал теперь смотреть иначе: таковы уж оптические причуды времени, но в целом, от основного, написанного мной, отречься не могу. И думаю, что чем более будет проходить времени, тем более будет подтверждаться основной посыл моей публикации: Бронштейн выполнял заказ своей измученной души, и выбрал для этого не лучшего проводника – Рошаля.
Говорят, все от лукавого. А лукавым всю жизнь был именно Д.И. Один мой приятель рассказал мне, как он однажды был свидетелем того, что Д.И. в клубе на Гоголевском неожиданно подставился, покритиковав Спасского за плохую подготовку к Фишеру. Мол, у Спасского не было достаточной профессиональной жесткости. И ему стало совершенно ясно, что Д.И. всю жизнь был именно профессионалом, а создавал себе репутацию любителя-импровизатора. Мы все настолько привыкли к этому, что я и до недавнего времени верил этим сказкам (до конца, кажется, не освободился от этой романтики и по сей день). Я написал немало статей на английском и русском, восхищаясь Д.И. – и человеком, и шахматистом. И готов под ними подписаться и ныне. Помню, что когда впервые узнал о шахматах, узнал и о Бронштейне – в 51-м году во время матча его с Ботвинником. Всегда переживал, когда он проигрывал или делал слишком много ничьих. Рыдал навзрыд, когда он проиграл Кардосо в Портороже. И даже обожая Таля, все равно, когда они играли, болел за Бронштейна.
Потом познакомился с ним поближе, бывал в 80-е годы у него дома около Сивцев-Вражка (удивляюсь, как помню еще эти названия!), был пленен его очаровательной простотой. В общем, люблю его и сейчас. Но человек он всегда был сложный; с возрастом, как и все смертные, стал еще сложнее. И что в нем перевешивает – хорошее или, скажем так, странное, - сказать не могу. Не случайно, прочитав некоторые его интервью еще 7-8 лет назад, я написал статью «С любовью и горечью». И правда, это те чувства, которые я испытываю, думая о Д.И.
Но жизнь у него была ох, какая нелегкая! Прежде всего, арест отца (он этим никогда не делился, когда я встречался с ним, и в нем навсегда сохранилась не то что запуганность, но вполне понятное недоверие к людям). И главное, этот матч с Ботвинником, который стал не просто отметиной, но шрамом, всегда кровоточащей раной его души. И об этом, в отличие от истории со своим отцом, Давид говорил всегда, и более того, любой разговор с ним, о чем бы он ни шел, вдруг ни с того, ни с сего сводился к этому роковому матчу, о котором давно забыл Ботвинник, да и весь мир. А Бронштейн помнил. И помнил всю жизнь. И помнит сегодня.
Но так уж устроен человек. Нужно жить дальше, нельзя все время обливаться слезами, истекать кровью и жалеть самого себя. И Бронштейн – использую любимые слова Ботвинника - самопрограммировался. Он создал свой имидж, и кстати, он от него совсем недалек – шахматный художник, мыслитель, оригинал, враг шаблона, борец против «шахмат нищих», искатель шахматной истины. И даже слово «хитрый», которое в отношении других людей звучит негативно, по отношению к нему употреблялось с симпатией – говорили «хитрый Дэвик», и в этом было уважение его ума и души. Я не думаю, что с молодых лет он был изворотливым и хитрым человеком, возможно, в нем это было заложено, но жизнь, трудная жизнь, в стране, где каждый был пленником, подтолкнула его к тому, что потом вылепилось так органично – Бронштейн не такой, как все! И этому способствовал и он сам, и то общество, в котором он жил. Это его и отбрасывало (сколько лет он не выезжал на Запад, всем платили гроссмейстерские стипендии, а ему нет, он изобрел активные шахматы, а на эти турниры приглашали других, и им доставались лавры и призы). Но это его и защищало. Такова странная логика жизни. Вспомним, как Сталин просил не трогать Пастернака, назвав его «небожителем»? Наверное, и Бронштейн стал таким небожителем в советских шахматах. Прославленным и в то же время совершенно забытым человеком. Нести такой крест тяжко, и мы знаем судьбы Булгакова, Ахматовой, Пастернака – только не знаем, как скверно они себя чувствовали.
Но этот странный человек всегда, как всякий гений, опережая время, держал при этом руку на пульсе данного момента. Когда Ботвинник первым ратовал за компьютеры, Бронштейн был категорически против них. Как же так, убить живую мысль, живой дух шахмат! И вот уже много лет Д.И. – один из самых ярких приверженцев игры с компьютерами. Отношение его к шахматным машинам изменилось, а к Ботвиннику – нет. Интересно сказать ему сегодня о том, что именно Ботвинник был за компьютеры. Что он ответит? Как всегда, найдет ответ, подобающий нынешней ситуации, но Ботвинник, это уж точно, от него комплиментов не получит.
Или другое. Сегодня, когда чемпиона по шахматам практически нет, Д.И. полная воля говорить все, что он хочет, о надуманности этого звания. И это все разделяют те, кто всю жизнь любил великого шахматиста. Теперь он даже говорит о том, что не хотел стать чемпионом мира, а просто хотел доказать, что его подход к шахматам был творческим, а Ботвинник был рутинером, ретроградом и т.п. Мы все, худо-бедно, играли в шахматы. Любой человек, садящийся за шахматы, будь это в Сокольниках или Люксембургском Саду, на пляже или на работе во время перекура, хочет выиграть. Это вполне нормально. Бронштейн был шахматистом экстракласса, он практически поднялся на Олимп. И вот теперь он говорит, что не хотел стать чемпионом мира, что этим бы он бы унизил всех остальных шахматистов. Значит так, чемпионом Москвы он хотел стать, чемпионом «Динамо» и чемпионом Москвы тоже хотел стать, а вот весь мир он не захотел обидеть. Мол, все в стране голодали, многие сидели в ГУЛАГе – и ему не хотелось выделяться. Вот это и есть от лукавого, и этому мы должны верить? Не думаю. Почему же тогда верить всему остальному, что говорит Д.И.? В оправдание ему скажу только, что он настолько вжился в свою роль (а это, несомненно, роль), что он уже не знает, где проходит граница между театром и вешалкой. Но так всегда бывает, когда многие годы рассказываешь небылицы самому себе, и находится публика, которая тебе верит.
Трагизм и парадокс, однако, в том, что, хотя мы верим, что такие редкие люди, как Бронштейн и некоторые другие, влияли на жизнь общества, даже меняли его, по сути, они сами манипулировались, были игрушками то ли в руках власть придержащих, а то ли и каких-то высших сил. И так было испокон веку, и не только в СССР, но и повсюду. Этому меня учит опыт жизни в разных странах, то, что наблюдаю сегодня – везде и повсюду. Как оловянный солдатик, висел он на ниточке – кому-то позволялось что-то, что не позволялось другим (как, например, Райкин был «говорящим евреем», и ему сходило то, за что другие уже десять раз крутились бы на вертеле). Вспоминаю, что Д.И. не подписал письмо против Корчного. Сегодня все припоминают его мужество, гражданскую позицию. А его просто пронесло – он в тот момент был, как Ленин, в Польше, - и о нем в ЦК или где-то еще забыли. Мне приходят на память хорошие слова А.Макаревича: «Мы думали, что мчимся на коне, а сами просто бегали по кругу». Именно так – нас гоняли, как лошадок! Бронштейн сегодня, его жена, Фюрстенберг, автор книги о нем, говорят, что Дэвик всегда был внутренне свободным человеком. Не сомневаюсь в этом. И все же думаю, что в этом мире (и не только в СССР) вряд ли кто-то конца может остаться свободным. Так уж чисто психологически, даже физиологически устроен человек – штампы, стереотипы опутывают самых свободных. Но, увы, самообман нам дороже. Ибо без него тоже невыносимо. Поэтому-то все мы хотим хоть во что-то или кого-то верить, и не хотим разочаровываться в наших кумирах.
Не подумайте, что я считаю Д.И. человеком с двойным дном, или, упаси Бог, имею что-то против него лично. Но в некоторых жизненных ситуациях он действует как вполне обычный смертный. Вспоминаю, что, когда я перевел книгу Фишера, и она еще лежала в рукописи у Бразильского, то Бронштейн взял ее у него, и опубликовал в «Неделе» пару партий из книги – фактически мой перевод. Это была работа Д.И., за которую ему платили деньги. Бронштейн ничего Бразильскому про это не сказал, но Ю.А. был расстроен и сердит. Уже сколько лет нас корят за то, что мы без разрешения Бобби перевели его книгу (хотя в те годы не было Авторской Конвенции, и так переводились книги всех иностранных авторов). Особенно строго относятся к такому пиратству на Западе. А вот Бронштейн так просто взял и переписал работу других людей. Но рассказываю я здесь об этом не потому, чтобы упрекнуть Д.И., а просто, чтобы показать, что какими бы хорошими и идеальными мы ни были, нам не убежать от нашей смертности и греховности.
О турнире в Цюрихе. Сейчас доказывать что-то поздно. Надо было пытаться заниматься расследованием хотя бы году в 55-56, когда писалась бронштейно-вайнштейновская книга. Ушли из жизни многие участники того турнира, а те, кто остались в живых, никогда правду не расскажут. Я имею в виду Авербаха и Тайманова, людей скользких, обтекаемых, расчетливых, трусливых и конъюнктурных. Только возникает вопрос: почему Бронштейн взялся писать книгу о турнире, в котором все было сначала, по его словам, и до конца сфабриковано? Главное, из-за чего проводился турнир, было определено заранее! Кто может в это поверить? Я не очень влюблен в Смыслова как шахматиста, но уже с 48-го года (и даже 41-го) он, без сомнения, был сильнейшим после Ботвинника. Почему, собственно говоря, он не мог своими силами выиграть турнир? Далее. Кто-нибудь заставлял Д.И. писать эту книгу, кто-нибудь давил на него? Уж если турнир был расписан, написал бы книгу о каком-нибудь другом турнире или хотя бы о своем матче с Ботвинником. Извиняюсь, не подташнивало ли его писать о липовом турнире? Но сомневаюсь, что турнир был липовым. Сомневаюсь, что Бронштейн сегодня говорит правду. Достаточно раскрыть его книгу (с детства я заучил ее так, что просто помнил наизусть все диаграммы из нее и к каким партиям они относились) и можно найти комментарии Д.И. к партиям, которые теперь преподносятся как расписанные: прежде всего, партия между Кересом и Смысловым из второго круга. С каким восхищением он превозносит атакующую фантазию Кереса, его умение в решающих партиях играть ва-банк и блестящую интуицию Смыслова! Даже последний обыватель с улицы не поверит сегодняшним оговорам Бронштейна, а мы все-таки изучали шахматы достаточно профессионально, чтобы отличить ложь от правды. А партия между Геллером и Бронштейном? Она достаточно подробно прокомментирована в книге, Бронштейн ее проиграл, и в ней нет никаких фантастических приключений, которые теперь описывает Тайманов. Маркуша решил поздравить Д.И. с 80-летием и разразился статьей (я читал ее здесь в газете «Вечерний Нью-Йорк»). То, что городит Тайманов, не поддается описанию. Оба гроссмейстера, по его словам, не знали, что делать в этой партии. На них так давило начальство, что они просто не знали, какую фигуру надо было подставить, и кто из них должен был первым сдаться. А после партии Тайманов зашел к Бронштейну и нашел его «пьяным в дым». Именно в дым! Известно, что Бронштейн никогда не брал в рот спиртного. Не думаю, что в деревушке под Цюрихом он нашел горькую и раздавил ее в одиночку (или на троих, но с кем?).
Характерно (и известно из социальной психологии), что когда человек сбивается с пути и начинает врать, то ему на помощь приходят даже люди, которых он не мог терпеть всю жизнь. Мне доподлинно известно, что Бронштейн всю жизнь терпеть не мог Тайманова. Собственно, Тайманов был одним из немногих людей, антипатичных Бронштейну. Тайманов настолько глуп, что, посвятив почти половину статьи гешефтам в Цюрихе, потом начинает расхваливать книгу Бронштейна. Не может быть такого: либо в Цюрихе был мухлёж, либо это гениальная книга. Но расхваливать книгу о турнире, в котором игрались партии, результат которых был наперед определен, а победитель турнира был назначен советским правительством – это же почище театра абсурда, в котором Бронштейну отводится роль... Фадеева!
Итак, Бронштейн избрал в поверенного своей души Рошаля. Даже если бы он попытался найти кого-то хуже для этой цели, то не смог бы. Более продажного и циничного типа он не нашел бы. Кто ему подсказал обратиться к Рошалю, не знаю, но что в том был какой-то явно злой умысел – не сомневаюсь. Как мог человек, восхваляющий шахматы как высшее искусство, замирающий над позицией перед первым ходом и считающий ее замыслом Божьим – так она богата красотой и разнообразием возможностей, как мог он отдать в руки Дьявола то, что волновало его всю жизнь – независимо от того, было ли это правдой или нет? И ведь знал Д.И. ту гадкую роль, которую играл Рошаль в истории – какие подлые статьи он писал или разрешал другим публиковать против Фишера – того самого Фишера, которым Бронштейн всю жизнь восхищается. Знал, как Рошаль пасся в стаде Карпова, травя Корчного, и как бывший претендент мог представить, как ужасно чувствовал себя Корчной, как несправедливо нападал на него Рошаль. Но обо всем, кажется, Бронштейн забыл, решив рассказать о «сплавке в Цюрихе».
Не секрет, что Рошаль – человек достаточно гнусный, но можно добавить, что его гнусность, прежде всего, проявляется в невероятной лживости. Недаром Корчной когда-то давно назвал его «профессиональным лжецом». И хотя Корчной, наверное, по старости, за последнее время помягчал – пишет в журнал Рошаля, жмет руку Карпову и пр. – его слова в отношении Рошаля - не в бровь, а в глаз! Приведу мой пример «общения» с Рошалем. В 1997 году он позвонил мне в Париж с просьбой разрешить ему публикацию интервью, которое я взял у Спасского в 60-летний юбилей. Я ответил, что разрешение надо просить у Спасского. Надо сказать, что в этом плане Рошаль повел себя лучше своего врага (сейчас они, кажется, дружат) Авербаха – тот опубликовал все интервью, от слова до слова, без всякого разрешения. Затем Рошаль спросил меня, не хочу ли я распространять его журнал «64» во Франции – по доллару за номер. Я, понятно, вежливо отказал. И вдруг Рошаль пустился в лирику и рассказал мне, что был не так давно в Будапеште у Лилиенталя и видел Фишера. Хотел взять у него интервью, да Фишер отказал. «И наплевать мне на него, - сказал Алик. – Я и не у таких брал!» У каких не «у таких» - хотел спросить я, но почему-то промолчал. После этого Фишера он не видел. Любопытно, однако, продолжение. Какое-то время спустя я прочел в «64» статью Рошаля о встрече в Будапеште с Фишером, как Фишер пришел в аэропорт провожать Рошаля в Москву. И Рошаль приводит свой разговор с Фишером – в общем, что-то вроде интервью или впечатлений. Для меня совершенно очевидно, что все это он выдумал для читателей – чтобы развлечь их интересным материалом и заодно показать важность своей персоны. Но правду-то он мне сказал по телефону. Могу ли я верить такому человеку в чем-то – в том, что он излагает все так, как сказал Бронштейн, что не присочиняет что-либо и т.д.? Кстати, обратим внимание (если Рошаль, и правду, видел Фишера): Бобби, который в последнее время часто дает интервью, Рошалю отказал. Видимо, знал его с давних пор и не захотел, чтобы все было переврано. А Д.И., несмотря на всю свою мудрость, доверился лжецу.
Интересно, что недавно я натолкнулся еще на одно интервью Тайманова – в интернете -, и в нем, говоря о Цюрихе в 53-м году, Тайманов уходит от вопроса о «сплавках». Только замечает, что в то время он ничего подозрительного не видел, был занят игрой, анализом отложенных партий и пр. Каково, а? Когда же ему верить? Тогда, когда он рассказывает о «пьяном в дым» Бронштейне, о скандале между Геллером и Бронштейном, или когда он говорит ничего не видел, ничего не знаю? Также я не верю и Суэтину, Он – пусть будет ему пухом земля – любил хорошо заложить за воротник, я часто видел его под шафе – и когда переводил его лекции на английский на семинарах ФИДЕ для молодых шахматистов в Москве и Ленинграде в 80-е годы, и во время работы переводчиком в пресс-центре матча Карпов-Каспаров в 84-м году. Алексей Степанович был мастер рассказывать басни. Кстати, именно Суэтин и Тайманов комментировали тогда матч по ТВ, и прекрасно помню, как они извивались тогда, чтобы не сказать, не дай Бог, что партия отложена в худшей для Карпова позиции.
Не удивительно тогда, что все эти люди так долго ждали – пол-века! -, чтобы объявить миру «правду» о Цюрихе. За это время ушли из жизни Керес, Геллер, Болеславский, Бондаревский, Котов... Кстати, Котов почему-то выиграл у Смыслова в Цюрихе! Ему что, - «разрешили» выиграть – так сказать, чтобы показать, в какой трудной борьбе Смыслов занимает первое место. Между прочим, и у Ботвинника Котов выиграл в Гронингене в 46-м году – при том в решающий момент, когда Ботвинник соперничал с Эйве! И хотя все говорят, что Котов был агентом КГБ, но все же шахматист остается шахматистом, и когда идет борьба, которая его захватывает, он не будет думать о давлении, которое на него оказывают, и не будет проигрывать выигранную партию. Я пытаюсь сейчас вспомнить в длинном списке шахматистов, пострадавших в давние времена репрессий, кто же из них поплатился свободой и жизнью именно из-за неповиновения начальству, заставлявшему сплавлять партии, играть «по заказу» и пр. Нет, все они погибли, как и миллионы, ни за что: за ерунду, доносы, анекдоты... Но никак не за шахматы. Напротив, все великие шахматисты вроде бы не пострадали, все умерли своей смертью, а некоторые, слава Богу, еще живы.
Особенно умиляют рассказы Бронштейна и Тайманова о том, как Бронштейна заставляли выиграть у Решевского. Ну ладно, заставить проиграть еще можно, можно даже заранее расписать партию. Но как можно заставить выиграть? Да еще у Решевского? К тому же, Бронштейн выиграл у Сэмми в Цюрихе два раза. Два раза его заставляли? Что, Бронштейн просил Решевского сдаться ему? Или гэбэшники пришли к Решевскому и попросили его заранее подготовить текст проигранной партии? Но это уже что-то из Кафки... И вообще, почему Бронштейн не мог сам иметь желание и силы выиграть у Решевского? За два года до этого он почти выиграл матч на первенство мира и, наверное, в душе считал себя не слабее Решевского.
Конечно, все это могло случиться – шел 53-й год (правда, все это было после смерти Сталина, но, может быть, это и не так важно). Невозможно, однако, подстегивать все к годам и датам. Нужны доказательства. А что, другие годы были лучше – 37-й, 58-й (возьмите любой, какой хотите)? Чтобы что-то доказать во всей этой истории, нужны люди, которые играли, так сказать, расписные партии. А их уже нет. Также нет никаких бумаг, документов, подтверждающих, что весь турнир в Цюрихе был состряпан сверху и все подыгрывали Смыслову.
Правда... Почему бы, скажем, Рошалю, Карпову, Корчному (многие другие тоже еще живы – Зайцев, Балашов, Васюков) не собраться и не рассказать правду о матчах Карпова с Корчным? Видимо, не всем это выгодно, слишком еще много людей, свидетелей, короче, не стоит поднимать бучу. Пройдет время, и «кто кого переживет, тот и докажет, кто был прав, когда припрут». Я об этом писал в статье «Шахматная история на скамье подсудимых?» - надо хотя бы разобраться с тем, что происходило в относительно недавнем прошлом, чтобы были не стали мифами. Но это был мой «глас вопиющего». Правда о недавнем прошлом может кого-то больно уколоть, повредить репутации и пр. Никто ведь пока не задается вопросами о последней партии матча Карпов-Каспаров в Севилье в 87-м году. Или о последней, 6-й, партии матча Каспарова с «Дип Блю» в Нью-Йорке в 97-м году. Или обо всех этих матчах Крамника и Каспарова с компьютерами в последние два года. Да и матч Каспарова с Крамником не так уж ясен. Что там произошло в Лондоне в 2000 году? Почему Каспаров так и не выиграл ни одной партии в достаточно длинном матче? У соперника, которого он изредка все-таки побеждал? Что это за каспаровская аморфность в игре против «берлинской стены» - в общем-то, безобидном варианте, игре на отбой? На сайте ChessCafe шел почти полгода диспут, в котором многие достаточно авторитетные люди обсуждали, что же произошло за кулисами того матча. Я тоже писал на этот сайт. Отстаивая со всей искренностью шахматную чистоту этого матча, был ли я прав? Теперь не знаю. Особенно когда вижу, как самозабвенно Каспаров, Крамник, да и другие звезды любят деньги.
Не хочу, однако, двух вещей. Во-первых, не хочу, как говорят, закатывать правду под ковер. Пусть ищут правду. Найдут ее, например, о Цюрихе, и ладушки! Но, думаю, сейчас уже поезд ушел. И, во-вторых, не хочу быть правым. Потому что это всегда очень опасное желание и рискованная позиция. Как пел Галич, «бойтесь того, кто знает, как надо». Не хочу знать, «как надо». Ибо сам колеблюсь – не знаю, где правда, а где – правдёнка.
По сути, люди моего поколения, жившие всю жизнь в одной стране, были воспитаны, веря, что есть только одна правда, а вокруг нас лгали. У нас были свои кумиры – Бронштейн, Таль, другие, и мы забывали, что они, как и мы, живые люди. И потому, наверное, так обидно, что они валятся с пьедесталов. И вот на эту-то правду действительно смотреть очень больно.
Все Комментарии являются мнением их Авторов. Мы не несём ответственности за их Содержание. Только Зарегистрированные Пользователи могут оставлять свои Комментарии к Статьям.
Цюрих-1953
Написано 28/12/06 в 10:04:24 GMT+02:00 EuRuChess
На матч-турнире претендентов (1953 год) было много неувязок из-за особенностей привычек и режима Решевского. В пятницу, по религиозным убеждениям, Решевский играть не мог. В субботу он мог начинать играть только после восхода первой звезды. К тому же Решевский ездил каждую субботу молиться в Цюрих и возвращался в Нейхаузен, где происходил турнир, к 9 часам вечера.
Субботняя партия у Решевского кончалась ночью. Почти все "ночные" партии оканчивались в пользу Решевского, имеющего определённый опыт игры в такое необычное время. Кроме того, "ночная" игра выбивала из привычной колеи, и в воскресенье противник Решевского чувствовал себя неважно.
В очередную субботу Решевский должен был играть с Котовым. Судья сообщил Котову, что партия начинается в 10 часов вечера.
- Нет, сказал Котов судье, - я буду играть только в обычное время, с 5 часов вечера.
- Это не возможно, Решевский в это время играть не может, - ответил судья.
- А я не могу играть ночью, - решительно заявил Котов.
- Но ведь у Решевского религиозные соображения, - убеждал судья. - Его вера не разрешает играть в субботу раньше восхода первой звезды.
Котов решил подшутить:
- А наша провославная вера не разрешает играть по ночам, - заявил он, сам не веря, что эта выдумка подействует. - Существует даже изречение, - развивал свою выдумку Котов, изобретая на ходу новый церковный закон: "Не обрати день в ночь!"
Несколько секунд судья удивлённо смотрел на Котова... Партия Котов-Решевский игралась в день доигрывания, в нормальное время.
"Square" theme by my2cents based on "Standard" theme, slightly modified by Jos from "Color Me 9.6 Blue" by my2cents. Design/color based on "WebAPP Standard" (v0.9.6, 2003)